— Надеюсь, ты поговорил с ней, — начала она без предисловий.
Гаррет опустился в кресло. Он не собирался повторять слова сестры.
— Я пробыл с ней несколько часов, но она спала.
— Я просто не понимаю, как она могла сделать это с нами!
Гаррет и не ждал, что кто-нибудь из родителей спросит, как он поживает, как его дела. Разговор немедленно пошел о них самих.
— Каролина не сделала ничего с вами. Она сделала это с собой.
Мать потерла виски, словно была на грани нервного срыва.
— О том и речь. Все станут судачить, обсуждать нас. Люди могут подумать, что мы повели себя как-то не так, хотя ты знаешь, что мы дали этой девчонке все возможное. Клянусь, Каролина была эгоисткой с самого рождения…
— Мама. Она в беде. Что-то довело ее до крайней степени отчаяния, иначе она никогда бы этого не сделала.
— Ой, я тебя умоляю. — Барбара встала и махнула рукой. — Она испорченная и хочет внимания. Как всегда. Она не думает ни обо мне, ни о твоем отце, ни о нашей репутации в обществе. Она имеет в жизни все, что только можно пожелать, но подумала ли она хоть раз о нас?
Ну вот, он еще не пробыл в родительском доме и десяти минут, а уже испытывает желание пробить кулаком стенку. Именно поэтому он давно уехал из Иствика и ни разу не пожалел об этом.
Однако позже, лежа в постели, он вспомнил, как тяжело ему далось расставание с сестрой. И как больно было оставлять Эмму.
Но теперь, как бы там ни было, он не может просто взять и уехать. До тех пор, пока ее муж не вернется из Китая, и пока Гаррет не убедится, что с ней все в порядке, он останется здесь. А значит, надо найти способ руководить бизнесом отсюда.
Прежде чем он уснул, лицо Эммы снова всплыло в памяти. Ее густые, блестящие волосы, струящиеся по плечам, мягкие губы, такие же чувственные, как и прежде, незабываемые глаза темно-синего, почти фиалкового цвета. Глаза, в которых можно утонуть.
Его поразил тот факт, что Эмма совсем не выглядит как счастливая обрученная женщина.
С первой секунды, когда их глаза встретились, он внезапно вспомнил, как катался с ней по траве. Как срывал поцелуи после футбольных матчей. Как прижимал ее к шкафчику после школы, чувствуя ее грудь на своей груди, делая вид, будто хочет обсудить домашнее задание. Она смущалась и краснела, но потом поднимала на него томный взгляд из-под густых, черных ресниц. Эмма любила заводить его, любила свою власть над ним. Она горячила его кровь сильнее огня.
Но, разрази его гром, если она помолвлена, то как может смотреть на него так же, как когда-то в юности? Так маняще… словно умирая от желания испытать все те чувства снова.
Ты все это выдумал, сказал он себе, потому что смертельно устал и не можешь ясно мыслить. Главное сейчас — хорошенько выспаться, а потом сосредоточиться на том, как помочь сестре.
И не имеет смысла мечтать о женщине, которая уже почти принадлежит другому.
Несколько дней спустя Эмма принимала доставленные картины, когда заметила Гаррета, выходящего из агентства недвижимости, расположенного на противоположной стороне улицы. Он повернул в направлении галереи, возможно, потому, что его машина была припаркована неподалеку.
Увидев ее, он сразу же улыбнулся и ускорил шаг. К тому времени, когда он пересек улицу, у нее возникло странное ощущение, будто он взглядом вбирает ее всю, с ног до головы. Юношей у него всегда был этот сексуальный, оценивающий взгляд, но у подростков всегда лишь одно на уме. Совершенно иное дело, когда на тебя так смотрит зрелый мужчина.
Обычно Эмма придавала большое значение своей внешности, но сегодня был один из ее выходных. Она не только начала утро с работы с детьми, но и собиралась провести день в окружении ящиков, рам и красок в своей мастерской. Волосы у нее были заколоты простой заколкой, губы не накрашены, джинсы старые и потертые, а рубашка слишком широкая. И тем не менее он, похоже, считал, что она выглядит хорошо, если судить по его одобрительному взгляду.
Она снова ощутила неимоверное возбуждение. В тот первый вечер у нее нашлось оправдание для неуместных чувств — его сестра была больна, она давно его не видела, устала и все такое. Но сейчас она знала, что не должна испытывать ничего подобного, но все равно испытывала.
Собрав силу воли в кулак, Эмма гостеприимно встретила его на краю лужайки.
— Боже мой, какие люди, — поддразнила она.
Гаррет засмеялся.
— Так значит это твоя галерея?
— Ну да. — Она заколебалась, не зная, стоит ли рисковать, приглашая его внутрь. Но потом все-таки решилась. — У меня сегодня куча дел — бьюсь об заклад, и у тебя тоже, — но если есть несколько минут, входи. Сварю тебе кофе, покажу все тут. Как Каролина?
Мужчина вздохнул.
— Неважно. Она по-прежнему ничего не говорит, но с ней явно что-то случилось. Это не просто депрессия. Что-то убивает ее изнутри. Ты не слышала никаких слухов в городе?
— Массу, но ничего, касающегося Каролины. Все любят ее, Гаррет. — Они вошли внутрь. — С ее мужем уже связались?
— Пытаются, но уехал в глубь страны, а связь там не очень хорошая.
Эмма принесла кофейник с кофе для Гаррета, затем некоторое время была занята, разговаривая по телефону с заказчиком. К тому времени, когда она освободилась, он уже бродил по галерее.
— Боже мой, Эмма, ты потрудилась на славу.
Его восхищение ободрило ее, поэтому она решила похвастаться своими любимыми экспонатами. В глубине вестибюля стоял аквариум, но не с рыбками, а со скульптурой русалки, выполненной из мрамора и инкрустированной драгоценными и полудрагоценными камнями. Пока Гаррет любовался чудесной вещицей, Эмма любовалась им. Сегодня он был одет просто — в свободные твидовые брюки и темную рубашку-поло. С ним, как и прежде, было легко говорить, но зрелость придала ему какое-то внутреннее спокойствие. Эмоции не отражались на лице, как бывало раньше, и во взгляде читалась мужественность. Эмма гадала, нашел ли он уже ту, которая любила бы его, любила по-настоящему.